Две тысячи.
— Напишите этому джентльмену чек на две тысячи долларов в качестве гонорара за фельетоны, не подлежащие напечатанию… Понимаете, ваших долларов, — а не моих. Потом отправляйтесь обратно в Никарагуа и попытайтесь снова заработать эти две тысячи. Путевые издержки принимаю на себя.- Голос директора был сух и не допускал возражений.
Мистер Уилли достал чековую книжку. Пальцы его плохо гнулись и на лбу крупными каплями блестел пот.
Рубец второй день стоял у своего вокзала и чувствовал, что на третий силы не хватит.
Отель был ужасен: приходилось изображать глухонемого, невпопад тыкать пальцами в меню, пить чай лежа в постели, и до одури скучать в комнате с раззолоченными обоями.
Город был еще хуже. Он был огромный, многоэтажный и ревущий, до отказа набитый автомобилями, трамваями и бесцеремонной толпой. Вечером первого дня Миша попробовал пойти в кинематограф. Его впустили во время действия, в темноте он не нашел места и прошел весь партер до тускло освещенной двери под экраном. Над головой, по серебряному полотну беззвучно летел поезд. Это было неприятно, и Миша ушел домой.
Перед вокзалом кишела толпа, и ожидание было не выносимо. Волков мог решить, что Миша приехал из Лони Бич и ждать его на другом вокзале, с этого поезда в Лони Бич, кажется, не ходят. Но могло быть еще хуже: Волков мог сидеть в таком месте, откуда никакие поезда не ходят. «Освобожусь самосильно…» неизвестно еще, какой именно дурак напутал, что если он засел всерьез и надолго?
Как его найти, чтобы помочь? Как искать и где?
От этих мыслей темнело в голове и подкатывала тошнота. Миша ходил взад и вперед, увертываясь от стремительных прохожих и стараясь ни о чем не думать.
В без четверти два он налетел на толстого господина.
Тот хотел возмутиться, но взглянув на Мишино лицо осекся. Миша был готов его убить. Этот человек был олицетворением Лос-Анжелеса — города, похожего на дурной сон в поезде. Города, в котором одиночество, как во сне, страшнее, чем, в лесу и пустыне. От этого одиночества можно сойти с ума.
— Мишка! — закричал вдруг знакомый голос — Мишка, дурья голова, я искал тебя по всем вокзалам. — Волков вылезал из автомобиля.
— Почему ты здесь, Мишка?
— Ты виноват, — вдруг вскипел Рубец, — ты завел меня по болоту за финскую границу.
Бронзовый громкоговоритель откашлялся и произнес:
— Кэй о зед, Лос-Анжелес, Калифорния. Сопрано соло-мисс Джессика Драгонетт.
Миша вздрогнул, уронил папиросу и сполз за ней с кресла. Голос в громкоговорителе звенел и бился, как птица. Чужие слова почему-то казались Мише понятными.
— Про что она поет? — спросил он, рассматривая поднятую с пола папиросу.
— Про любовь. Специально для тебя. — Волков не знал о Мишиной встрече с мисс Драгонетт и очень удивился его внезапному румянцу. Хотел спросить, в чем дело, но не успел-в дверь постучали.
— Ивенс, — представился вошедший, склонив безошибочный желтый пробор.
— Келли,- ответил Волков, вставая.
— Совершенно верно,- согласился Ивенс:- мне о вас говорил Уилли.
— Я его знаю,- сдержанно ответил Волков.- Он дурак.
Мистер Ивенс согласился и с этим: совсем дурак, но сейчас охотится за скальпом м-ра Келли. Сидит внизу в холле отеля. Спрятался за пальмами, как ягуар, стерегущий добычу. Грызет карандаш и яростно размахивает воображаемым хвостом… А сам он (Ивенс) охотится за специалистами по Никарагуа. Он — представитель «Братьев Уорнер»- вот карточка. Директор просит мистеров на фабрику. Экспедиция на север, в горы. Никарагуанские съемки — много долларов.
Мистер Ивенс говорил много и очень быстро.
— Из студии братьев Уорнер,- заявил громкоговоритель.
— Да, — подтвердил мистер Ивенс, — это наш рекламный концерт. Поет мисс Драгонетт, одна из звезд. Оператор Хайнс играет на виолончели, а Дребетт, заведующий атмосферными эффектами, рассказывает старинные анекдоты.
Миша внимательно выслушал перевод. Чемоданы были уложены к отъезду из Сан-Франциско. На север, значит, по пути. Пароход, все равно, через три дня. А главное — этот концерт… Миша встал.
— Идем, Ванька. Надо избавиться от шпика. Проберемся в горы, а там увидим. За чемоданами пришлем с фабрики. Хуже не будет.
И Волков пошел. Он твердо верил в здравый смысл своего друга и не подозревал, что идет на зов бронзового громкоговорителя.
— Королева революционеров, — заявил директор Уорнер младший:- Сверхъестественный фильм. Слоны вчера прибыли из Индии. Сожжем консервный завод Никольсон — Джервис.
Дали сорок тысяч, — завод все равно прогорел. Морской департамент разрешил заснять дредноуты. Мировой шедевр.
Волков растерялся и не успел спросить о своей роли в создании этого мирового шедевра. Директор шариком выкатился из-за стола. Из двери бросил:- Идем,- и исчез. В коридоре вдруг поднял короткий указательный палец и заявил:- Мы снимем скачки слонов в Карфагене и настоящих русских генералов. Они за день съели полторы тонны овса.
— Кто?- ужаснулся Волков.
— Слоны, — ответил директор, с необычайной легкостью катясь вверх по железной лестнице.
В правом углу огромного зала прикованный к тюремной стене человек медленно проделывал па гаваи-трота. Рядом с ним, сидя на перевернутой ванне, смеялись, и пудрились две девицы. Слева, у стола, сервированного на двадцать четыре персоны, стоя, завтракала бутербродами группа молодых людей. Бутерброды появлялись из корзинки, стоявшей на полу.