Факультет кругосветного путешествия - Страница 3


К оглавлению

3

«Отель Фенния», скомандовал Ваня, вспомнив надпись у вокзала. Автомобиль крякнул и пошел.

— Теперь надо в полпредство, — шепчет со вздохом облегчения Рубец.

— Ничего подобного, — пишет Волков — перед полпредством нас накроют. Не понимаешь, что ли: они нас там ждать будут…

— Ты что в руках вертишь?..

Миша вздрогнул и заметил, что держит в руках толстый желтый бумажник. Он сел на него и, чувствуя неудобство, автоматически его из-под себя вытащил.

— Дай взглянуть, может, полезное, — говорит Ваня и открывает бумажник. В нем книжечка с плотной обложкой, — орел и звезды, — это американский паспорт.

— Ларри Д. Триггс… Шенектеди… 1903 год, с женой Муриель — читает Волков. — Смотри: в бумажнике зеленая лачка долларов стянутая резинкой, потом песочные бумажки — финские марки, потом еще какие-то.

— До дому хватит, сдачу вышлем мистеру по почте, — резюмирует Рубец создавшееся положение, и автомобиль с пронзительным лаем сворачивает вправо, мимо высокого, доверху зашитого фанерой, строящегося дома. Белая перчатка констебля, зеленый, наглухо застегнутый автоматическими дверьми трамвай, холеная зелень газона и белая тележка мороженщика.

— Мишка! — Волков чуть не кричит от восторга. — Мишка, есть выход! Видишь эту штуку? Это билет аэро до Стокгольма. Лететь через полтора часа, в час дня. Из меня сделаем мистера Триггса, из тебя — жену Муриель. — К черту! — недоверчиво сказал Миша.

— Ничего подобного, в Стокгольм! Там нас никто не ловит, и мы прямо заявимся в полпредство.

— Не хочу женой.

— Чудак! Спасаться надо, куда нам здесь сунуться. Выручай, друг. Заодно превосходно проедемся. Там знаменитый музей естественной истории, — самым соблазнительным голосом сказал Волков.

Музей решает дело, и, скрепя сердце,

Миша дает свое согласие на брак.

6

Трудно было спрашивать в магазине дамское белье, еще труднее бы одевать его на Мишу в закрытом автомобиле.

К счастью, у финнов основательные ноги.

Миша без особого труда натянул на шелковые чулки модные бурые туфли. Такие плетеные, с ремешками вместо шнурков,

Волков был совсем похож на Чарльза Линдберга. Трубка, фотоаппарат через плечо и чемодан свиной кожи. Его жена была очаровательна, но очень стеснялась, ощущая нижними конечностями непривычный холод. Она краснела, и тогда была так прелестна, что прохожие оглядывались. Но муж вел ее крепкой рукой, и она крепко держалась за, иллюстрированный парижский журнал.

Не удивительно, что серый страж у ворот аэростанции любезно им поклонился и с широким жестом посторонился при виде американского паспорта.

— Мистер, вы кажется, американцы? — кричит кто-то по английски. — Моя фамилия Триггс, — и Ваня до боли сжимает Мишину руку.

— Меня ограбили… Мне надо лететь… Украли документы… — настоящий мистер Триггс пытается оттеснить стража и протягивает Ване руку. Он без шляпы и взъерошенный.

Ваня чувствует, как останавливается сердце, и начинают шевелиться волосы под стильным кэпи, но вовремя вспоминает фразу из шведского учебника: «Нищий просит подаяния».

Фраза действует сразу. Мистер Триггс получает от стража удар под ложечку.

Последующее похоже на конец четвертой части «Трущоб Нью-Норка». Взбешенный герой, мистер Триггс одним ударом опрокидывает серого стража, но встречается со вторым серым и одним синим полицейским. Резиновая дубинка, столб пыли и женский визг.

Ненастоящий мистер Триггс, пожав плечами, отводит свою молодую жену подальше от неподобающего зрелища.

На скате к морю на своих паучьих ногах стоит высокий «Юнкере». Белое гофрированное тело и огромные черные буквы на крыльях.

Зеленый с золотом мальчик с пепельницей, привязанной узким ремнем над правым ухом, почтительно подает мешочки из прозрачной бумаги с какими-то шариками.

— В уши, — тихо шепчет Муриель своему растерявшемуся супругу, и тот равнодушно роняет зеленый доллар в протянутую руку зеленого мальчика.

7

Через сорок пять минут сплошного густого грома. Под конец, от привычки его почти не слышно. Внизу по широкому морю ползут острова и пароходы, такие же неподвижные, как острова.

Но вода суживается, и берега становятся выше. Из-за высокого леса встает высокий, нагроможденный на гору, город. Дома вдруг взлетают и закрывают половину неба. Навстречу летит гладкая вода. Она неожиданно прорастает мелкой рябью. Потом небо выравнивается, и город возвращается на свое место.

Море встречает сильным толчком и еще двумя, полегче. Голос мотора становится ниже, впереди расступаются сухие мачты парусников, и открывается широкий бетонный скат аэростанции. Вдруг наступает тишина. От неожиданности она воспринимается, как удар и первое время давит.

У приставленной лесенки, встречает группа джентльменов. Щелкают затворы фотографов.

— Мистер Триггс, — заявляет, обнажив седую голову, передний: — Мы, стокгольмские журналисты, одушевлены… говорит по-английски медленно и нараспев, твердо выговаривая все мягкие буквы — Какого дьявола… — шепчет прелестная Муриель.

— Необычайная быстрота вашего кругосветного путешествия свидетельствует… — Ваня крепко сжимает локоть своей неосторожной жены.

«… Приз, предназначенный первому из прибывающих журналистов — скромная память о старом Стокгольме и наше сердечное пожелание, быстрого хода на всех ваших кругосветных путях. Хурра».

3