— Значит, до Ленинграда… Они мне надоели!- вдруг крикнула она:- пусть убираются в пекло со своими королевами, принцессами и императрицами! Пусть сами снимаются в трико и целуются в диафрагму! Я буду работать у вашего Эренбурга или Мандельштама.
— Эйзенштейна,- угадал Волков и встал. Мише вдруг показалось, что солнце вспыхнуло вдвое ярче. Острый свет ударил в глаза, а горизонт задрожал, как струна, и готов был лопнуть .
Кэйт Роджерс, «злодей», режиссер и начальник экспедиции, усердно готовил свою злодейскую роль. Он был приверженцем «органической школы» и верил в необходимость голодать две недели перед выступлением в роли факира. Потому теперь он систематически пил плохой ром и бренди из жестяной кружки. Он работал, запершись в своей каюте, где все перевернул и создал обстановку с настроением.
Он сразу согласился на предложение мисс Драгонетт сниматься на Таити вместо Гонолулу. Прекрасные таитянки в пальмовых юбочках! Кокосовые орехи! Конечно, надо ехать сразу, и, конечно, Драгонетт-ангел. Он злодейски зарычал от восторга.
Шлюпки идут в разные стороны: одна на Фэннинг, другая- на Пальмиру. Капитан не удивился, что «звезда» Драгонетт хочет отделиться от киноэкспедиции. Он слишком долго не спал, а глаза «звезды» были как, синие звезды, и голос ее убаюкивал. Он в точности выполнил ее пожелания и ушел спать.
Преподобный Исайя Пуддль полагал, что мисс Драгонетт без него уходить в океан не следовало. Особенно с двумя молодыми людьми, с которыми она танцевала богопротивные пляски, и четырьмя, с которыми она не танцевала. Сердце миссионера звало его на подвиг, и капитан, засыпая, согласился.
Шлюпка на Пальмиру ушла первой. Оператор и робкий герой пытались протестовать по поводу отсутствия «звезды», но Кэйт Роджерс ревел, как бешеный бык, что все в порядке.
Ураган разбил трапы. В шлюпку надо было спускаться по штормтрапу, веревочному, с дощатыми ступенями, гибкому, как змея, соблазнившая Еву, и длинному, как лестница до неба, приснившаяся Иакову. От этого отец Пуддль отказался. Тогда его погрузили при помощи шлюпочных талей. Он медленно опускался, привязанный за пояс, и медленно поворачивался вокруг своей оси, крепко держа обеими руками чемодан. Его толстые ноги были растопырены и напряжены, а медное лицо сверкало потом.
Чтобы успокоиться, Миша вынул аппарат и снял его преподобие вполоборота сзади.
На рассвете море было пусто. Оно отливало стеклом и быстро, журча, бежало не дальше двух футов от планшира. От этой близости было не по себе.
— Хороший ветер,- сказал молодой штурман.- Чистый норд, три балла.
— Когда прибудем к Фэннингу?- спросил преподобный Пуддль.
— Своевременно или несколько позже.- Штурман сплюнул в море. Таких вопросов, особенно на парусных судах, задавать не следует.
Преподобный заерзал и вздохнул: — Сколько положено мне терпеть, господи?
— Около ста миль, — ответил штурман и строго взглянул на парус, но парус был в порядке — плотно наполнен попутным ветром и брал всей поверхностью.
Волков, закуривая, заметил, что спичка горит ровно и спокойно. Воздух казался неподвижным, и было непонятно, почему шлюпка идет, а не стоит на месте.
— Удивительно,- сказал Волков.
— Глупости, ответил Миша.- Но спорить не хотелось.
Солнце быстро, поднималось и жгло насквозь. Океан скользил длинной рябью и горел нестерпимыми извилистыми бликами. Не хотелось ни говорить, ни думать.
Потом была ночь. Огромное небо с крупными звездами, белой лентой млечного пути и черным остроугольным парусом. Сухие, колкие галеты и тепловатая, с кислинкой, вода из анкерка. Потом — смутный сон, и сквозь сон — журчанье и мерный скрип.
На рассвете второго дня впереди из воды поднялась голубая гора. К полудню она стала черной и каменной. Это был остров Фэннинг.
Против имени Фэннинг в лоции Тихого океана содержатся следующие данные: угольный склад британского адмиралтейства, станция кабеля Ванкувер-Брисбэо (собственная шхуна), вода.
Но бухта оказалась пустой. На пристани валялись обрубленные концы. Шхуна кабельной компании, по-видимому, ушла с большой поспешностью.
Дорожка, усыпанная гравием, также была пуста. В чахлом саду бродили три грязных козы и один враждебно настроенный козел. На крик никто не отозвался. Низкий, четырехоконный дом выглядел хмурым, несмотря на яркое солнце.
— Все стекла выбиты, — удивленным голосом сказал Миша.- Почему?
Из двери вдруг выскочила коза. Она с дробным топотом пронеслась по лестнице в сад и скрылась, разрывая кусты.
Стол на веранде был накрыт на четырех и стулья отодвинуты, будто сидевшие только что встали. На столе были чашки, чайник, банка молока и банка варенья.
— Ушли все и ушли неожиданно,- сказал Волков, и штурман кивнул головой.
— Халло! — крикнула Джессика, привстав на цыпочки, чтобы вышло громче.
— Халло!- проскрипел сверху насмешливый голос. Говорившего не было видно, и Джессика от неожиданности ухватилась за Мишу. Миша ощутил прилив отваги и силы.
— Кто там?- спросил Волков, и голос нараспев ответил длинным и удивительным английским ругательством.
— Молчи, скотина,- возмутился штурман и запустил в потолок банку молока. Из-за черной балки высунулась зеленая всклокоченная голова попугая. Попугай залаял, а из открытого окна вдруг раздался странный звук. Он был как щелканье пишущей машины, как дятел, долбящий сковороду и как цоканье копыт по мостовой.